Тутовый шелкопряд. Рассказ Олега Ернева (Заключительная 4 часть)

Продолжение рассказа Олега Ернева.

Первая часть.

Вторая часть.

Третья часть.

Покинув бассейн, Гоша пошёл к фонтану с чистой питьевой водой, напился. Вода была прохладной и после воды в бассейне необычайно вкусной. Умывшись, в своих думах он забрёл в сад.

Солнце уже скатилось за гору, и воздух остывал, в саду пряталась прохлада. Гоша подумал, что днём здесь в деревьях ночует ночь. Он чуть не споткнулся о мальчика, сидящего на траве, который поспешно накрыл что-то руками, как будто самое дорогое для него на свете. Взрослыми серьёзными огромными глазами смотрел он на Гошу. Гоше захотелось познакомиться с ним, и он присел возле него.

— Как тебя зовут? – обратился он к мальчику.

— Меня зовут Джамиль.

— А меня Георгий. А зачем ты от меня что-то прячешь?

– А ты не будешь топтать? – недоверчиво покосился на него Джамиль и тут же успокоил сам себя. – Ты не будешь, – он открыл ладошки, на траве лежала большая красивая гусеница. Склонившись над ней, мальчики внимательно её рассматривали.

– Какая красивая! – восхищённо воскликнул Гоша.

– Это не простая гусеница. Это тутовый шелкопряд. Ты знаешь, что такое шелкопряд?

– Ну…я… – начал было Георгий.

– Папа говорит, что это уникальное существо, что оно умеет трансфе… трансфо… трансфор…мироваться.

– Как это трансформироваться?

– Это значит, менять свою оболочку. Папа говорит, что суть шелкопряда в его бесконечности.

– Бесконечности? – задумался Гоша.

– Да. Вот смотри: сейчас мы видим гусеницу, а через какое-то время она закутается в кокон.

– А…кокон! Да-да, я знаю. И там что-то происходит.

– Ну да, происходит. Она в этом коконе не умирает, а превращается в куколку и отращивает там крылья, представляешь? А потом вылетает оттуда бабочкой. И откладывает много-много яиц.

– А из них потом вырастают такие гусеницы! – восхищённо продолжил Гоша. – Я видел такие коконы: они жёлтые, красные, синие, зелёные…

– Да, разных-разных цветов. И из них делают ткани… вернее, не из них, а из нитей, а эти нити – самые тонкие в мире. Не хлопковые, а именно из шелкопряда. – Джамиль сорвал лист тутового дерева, под которым они сидели и, достав из кармана баночку и открыв крышку, выстлал её дно этим листком, бережно опустив на него шелкопряда. Я подарю её маме, она у меня ткачиха.

– Интересно, – немного помолчав и подумав сказал Гоша, – в кого превращается человек после смерти? Может быть, тоже в бабочку?

– Может быть… – согласился Джамиль, – может быть бабочка – это душа человека. Я бы хотел стать такой красивой бабочкой, чтобы украшать мир. Ведь бабочки – это так красиво!

Подходило время ужина. Мальчики распрощались. Гоша ещё долго находился под впечатлением от встречи с Джамилем. Душа его была смущена, обеспокоена. Он чувствовал, что душе его стало тесно в нём самом, тесно в лагере и даже, наверное, в целом мире. Она рвалась, стремилась куда-то, возможно, как эта куколка в коконе, которая стремится поскорее стать бабочкой.

Воздух становился густым, тяжёлым от липких запахов и влажным. На фоне голубых небес чётко обозначились потемневшие силуэты гор. Из глубокой задумчивости его вывел знакомый голос Зины.

– Вы слышите меня, Гоша? Вы больше не любите меня, Гоша?

– Ну… наверное люблю, – задумчиво произнёс он.

— А её вы тоже любите? – недобро, язвительно, горько спросила Зина.

– Да, – искренне ответил Гоша, – и её люблю, очень-очень люблю.

– Вы смеётесь, Гоша? – Зина стала кусать косички и выплёвывать волоски. – Смеётесь, да? Нельзя любить двух девочек сразу, это непорядочно. – Гоша поразился взрослым, сердитым интонациям её голоса. – Либо её, либо меня вы должны любить.

– Как же так? – не понял Георгий. – Как же так, Зина, её любить, а вас не любить? Я не понимаю. Или: вас любить, но тогда уже её не любить?

– А так, – почти закричала Зина, – что вы должны с ней не видеться больше, не встречаться, и пусть она не приезжает больше, вот как…

– Я не могу так, я этого не понимаю, я…

– Вы гадкий и вульгарный мальчишка, я вас ненавижу, – расплакавшись, она убежала.

«Почему же она обиделась? – думал ей вслед Гоша. – Я вовсе не хотел её обидеть».

Ещё где-то дымился костёр, раздавались звонкие детские голоса, звучала песня, запахло печёной картошкой. Гоше очень хотелось присоединиться к этой вечерней лагерной жизни, но он очень устал за день. Дойдя до кровати, разделся и нырнул под одеяло. Заснул он мгновенно и вдруг проснулся, почувствовав, как на него кто-то запрыгнул. «Это тебе за Зинку! – раздался голос Егора. – Ага, за Зинку, – поддакнул другой голос. Мы тебе тёмную…» но тёмной не получилось: Гоша резко вскочил и оба тела рухнули на пол. Гоше почему-то стало очень смешно, и он громко расхохотался. Он услышал топот убегающих. Он лёг, накрылся одеялом и мгновенно провалился в сон. Всю ночь ему снилась мама, её нежные ласковые руки, её добрая улыбка, он слышал во сне её родной голос, как будто призывающий его к себе. От этого голоса он проснулся. Было раннее утро, лагерь был погружён в сон. Солнце ещё не выкатилось из-за гор, но уже светало. Георгий встал, оделся и вышел из палаты. Он пришёл к воротам. Беседка, где днём дежурили пионеры, была пуста. Он открыл калитку и вышел на дорогу. Он знал, что она ведёт в город, в его родной Ашхабад. Дорога вилась между горами. Справа от узкой дороги тянулись лагеря, дачи, дома отдыха. Слева шумела неугомонная Фирюзинка. Густые вётлы, ивы и заросли ежевики скрывали её. Ещё было зябко в шортиках и лёгкой рубашке, но воздух уже нагревался. Нужно было идти долго, мимо Вановского посёлка и яблоневого сада, через ущелье, где скалы нависают над головой. Часа через два порвался ремешок сандалия, он бросил их и пошёл босиком. А Фирюзинка всё болтливо бежала, путаясь в зарослях, теряя дорогу и снова находя её. Она напоминала преданную неутомимую собачку, которая то отстаёт, то догоняет, то, когда кажется, что она уже совсем потерялась, вдруг оказывается впереди тебя. И он был благодарен ей за содружество. Он вымыл ноги в холодной речке и улыбаясь поспешил дальше. Он вдруг остановился: дорогу перед ним переползала большая толстая змея. Видно, она направлялась к Фирюзинке. Змея исчезла в зарослях кустарника. В рощах радостно и возбуждённо пели птички. Солнце уже стояло над головой, сильно разогревая землю. Горное ущелье осталось позади, речка скоро пропала: видно, ей в другую сторону. Стало очень жарко. Асфальт стал таким горячим, что прилипал к подошвам. Гоша почувствовал, что проголодался и очень устал. Неожиданно раздался скрип тормозов и возле него остановился военный ГАЗик. Открылась дверь. «Гоша, это ты? – за рулём сидел дядя Саша, знакомый тёти Нины. – Ты куда? – Домой. К маме. – А ну садись. – Гоша сел в кабину и ГаЗик тронулся. – Так говоришь, к маме? – Да. И к Свете. – Соскучился? – Соскучился. – Ушёл? – Ушёл. – Бывает, – рассмеялся дядя Саша. – Я однажды в самоволку убежал. – Убежали? – Да. Соскучился по одной. А тебе не влетит? – Не знаю. – А мне влетело. Ну что, значит, к маме? – К маме. – воодушевлённо ответил Гоша. – И к Свете».

Дядя Саша рассмеялся и громко посигналив, потрепал его по волосам.