Хроника злодейств. Только ли москвичей испортил квартирный вопрос

Дж. Карагезова

Летом иду по российскому городу, а под ногами на брусчатке белым оттиснута реклама какого-то местного коммерсанта «Куплю самовар», и вдруг я вспомнила соседей моей давней приятельницы. Возвратившись домой, захотела написать о произошедшем с ней, но не просто историю с квартирой, а историю проявления проказы, разъедающей сейчас душу нашей страны.

…В девяностых Ануш Нерсесовна вытащила из-под атласной подкладки старинного чемодана затертые фотографии деда в смокинге и ее тетушек в дорогих парижских платьях и повесила на репродукцию «Девятого вала» Айвазовского, которого бабушка по своему желанию считала земляком.

Для учительницы на пенсии, которая всю жизнь скрывала свое происхождение, это был первый, но долгожданный акт свободы. Она решила, что, наконец, сможет рассказать о своих родных, когда-то известных меценатах, у которых от европейских домов и ресторанов после революции осталось лишь несколько комнат в Красноводске. Она там родилась и любила этот дом — скрипучие полы, широченные подоконники, на которых часто лежала и разглядывала сверху прохожих на тротуарах, которые даже не знали, что проходят мимо известных складов, из глубины которых когда-то катили бочки осетровой икры не только в Россию, но и в европейские рестораны. Впрочем, маленькая Ануш тоже не знала об этом, пока бабушка не отдала на хранение ей те фото родных — владельцев красноводских складов, разрешив показывать их только тогда, когда настанут новые времена.

Ануш только потом поняла, что приняла проблески зари за свободу, зато успела, оживив фамильную сметливость, не упустить шанс отправить сыновей учиться в Россию. А до Европы сами доберутся, так решила она, вшив опять же в подкладку, но теперь обычных дорожных сумок, последние два камушка из бабушкиного ожерелья, которое спасало их семью во все социальные катастрофы эпохи. С этой уверенностью в завтрашний день, надеясь только на пенсию и близких друзей, которых пестовала со школы, поменяла родной Красноводск на Ашхабад еще до его мраморизации.

Поселилась, где смогла, в небольшой квартире ведомственного дома, чтобы ожидать времен, когда увидит в Австрии дом и ресторан ее деда, где, как говорили знакомые, сохранились следы трафарета вывески «Русская икра». Конечно же, русская икра, а какая еще могла быть тогда икра из русского Красноводска.

Проблемы с новоприобретенной недвижимостью начались сразу же. Это же не крепкий дореволюционной постройки дом ее деда. Благо сосед помог. Укрепил дверь, замок новый вставил.

Постепенно Ануш больше узнавала о молодом соседе. Тракторист в селе, рассказывал он, раньше был почти что сейчас айтишник в большой иностранной компании. И потому, конечно, амбиции у молодого Сапара зашкаливали, а глаза и душа пристально смотрели на город. Все родные его отговаривали, только дядя подогревал честолюбивые замыслы племяша. Именно с его протекции диплом техникума механизации, надраенные луком лаковые туфли — скелеты, белая рубашка с галстуком быстро дали доступ умелым рукам Сапара в вагонное депо, а через год тот же дядя, «подогрев» бывших друзей, помог тому пробиться в проводники, да еще в команду туристического поезда по Союзу. Это было уже пределом всех юношеских мечтаний Сапара, и потому, когда в Чарджоу подсадил девушку без билета в свое купе, он понял, что уже сам может быть благодетелем, хотя возможно, все случилось и без таких мыслей. Брак марыйца с «таткой» в те времена, да и сейчас, это почти мезальянс, но Сапар быстро расписался с Мехри и вскоре Бог за доброе сердце подарил ему сына, а профсоюз поставил в очередь на квартиру, которая довольно быстро завершилась новосельем.

Однако, когда Ануш стала его соседкой, та двухкомнатная квартира уже была больше похожа на общежитие, где отдыхали за водкой его друзья проводники. Жена устала за ними ухаживать к тому времени и ушла с сыном к новому мужу заниматься большим меллеком на Амударье.

Ануш ужасалась тому, что Сапар становился алкоголиком, но тем не менее, еще мог контролировать себя: за сутки до поездки не пил, заставлял очередных жен выстирывать до белизны его спецодежду и готовить впрок. Наглаженный и надушенный с пакетом вкусной еды отправлялся он в очередную поездку. Но новых женщин он уже не прописывал. Понятно, бездомных марыйских красавиц привлекал не только он сам, но и возможность иметь жилье в городе, однако планы очередных сельских невест не сбывались, через год-другой они не выдерживали положения служанок и сбегали даже с младенцами — сыновьями Сапара.

Алкоголизм все же победил. Случилось давно ожидаемое — Сапара отстранили от поездок. Сосед, правда, бахвалился, что скоро найдет другую работу, но квартира осталась для него единственной подмогой в жизни. Он сделал свое жилье теперь своеобразным гостевым домом. Приезжали ночевать сельчане, оставляли продукты, деньги на водку. Только дядя не оставлял надежду образумить племянника и тоже приезжал в голодный дом с чекизе и овощами, чтобы было вдоволь хоть марыйской окрошки. Полоса везения кончилась, грязные, захламленные комнаты уже привлекали не сородичей, а только тараканов. А Сапар уже пил не водку, а какой-то травяной настой, на лекарство из аптеки, чтобы заглушить постоянные боли, уже не было денег.

Сердобольной Ануш и соседям было по-человечески жаль мужчину, который пренебрег сельским трудом и своим родовым домом, а в городе потерял и умение работать, и здоровье, и детей, ведь никого из внебрачных малышей он так и не записал на свое имя; разбрелись отпрыски по свету под чужими фамилиями. Однако дух и очарование городской квартиры еще бродили по его селу и манили воображение искательниц приключений…

Однажды рано утром Ануш разбудил настойчивый стук в дверь. Приятная молодая женщина, явно сельская, но даже без намека на яшмак, поздоровалась и предложила к чаю миску молока, объяснив, что оно от ее коровы, которая всегда ест только зеленую травку. И добавила, что она жена Сапара.

Учительница остолбенела: как, когда? Ведь еще вчера сосед был холостяком. Ба, попустила что-то важное! Но, зная хорошо местный обычай «гонши агара», пригласила неожиданную гостю к чаю, и в очередной раз остолбенела, узнав, что у новой соседки еще недавно, месяц назад, был муж, но он выгнал ее за то, что она нечаянно облила кипятком седьмого малыша и тот умер. Вот тогда ей подсказали, что в Ашхабаде живет дальний родственник — одинокий и больной Сапар.

— Мы с мамой вчера ночью приехали в гости к Сапару, а утром сказал, что я буду его женой.

Ануш опечалилась за судьбу глупой многодетной женщины, зная повадки Сапара, и даже ей что-то подарила из одежды, ведь та первой зашла к ней. А через месяц соседка пришла с паспортом и очень довольная:

— Мы с Сапаром теперь настоящие муж и жена. Я корову продала, деньги дала кому нужно в Загсе, и нас быстро расписали.

— А как же дети? — схватилась за сердце Ануш.

— У них есть удочки, они рыбу ловят и продают на базаре, с голоду не умрут.

Интересная забота о детях, но может и права эта туркменка? Ведь хорошо, когда с малых лет привыкают к труду, а они почти взрослые, одному уже шестнадцать — а старший брат всегда поможет. Учительница тщательно стирала в своем сознании мысль, что в соседней квартире появился дьявол в женском обличье.

К тому же очень скоро сама соседка стала проявлять заботу о чадах. Осаждала домоуправление и через пару месяцев явились из села по очереди все шестеро. Домоуправше понравились вышивки ее девочек, и она прописала в квартиру еще шестерых. Слух о размахе новой жены Сапара, видимо, добрел и до несчастных матерей, брошенных проводником. Однако новая хозяйка знала столько ругательных слов, что бывшие претендентки на сердце и квартиру соседа сбегали по лестнице, будто облитые кипятком. Впрочем, опыт смертельного обращения с кипящим чайником у той уже имелся.

«Злодейка»-, буркнула Ануш про себя потому, что уже не сомневалась в сущности той женщины. Нурджахан при живом муже не приходила домой ночами или уходила на целый день, якобы на толкучку продавать самовар. Не в правилах Ануш вмешиваться в чужие семейные дела, но однажды не выдержала и сказала Сапару о ценности медного «антиквариата» из подвала дяди, за который Нурджахан обещала принести домой 300 долларов:

— Если дадут двадцать зеленых, то отдай эту медяшку вместе с женой.

Когда дети соседки были уже под крышей, она стала устраивать сестер. Они приезжали из села, но жили в квартире не более месяца, быстро «убегали замуж» за милиционеров и находили общежитие. «Какой-то семейный подряд»-, думала Ануш; уже участковый чувствовал себя хозяином в доме Сапара.

А настоящий хозяин быстро выпал из этой «марыйской окрошки». Он прятал у Ануш в холодильнике лекарство то же самое, травяное, но уже с запахом «тедженского» чая и все время проводил на уголке огромного топчана, который сделал 20 лет тому назад своими умелыми руками. Иногда приезжал из Мары все тот же, но уже сильно постаревший дядя, и по-прежнему готовил на ужин окрошку. Потом оказалось, что Сапар скоро вновь будет папой.

А через несколько дней сосед пришел прощаться. Он уезжал уже насовсем в свое село, на родовое кладбище. Он знал, что скоро умрет.

— А то выбросят  меня после смерти эти собаки на свалку, не похоронят…

Известие о смерти Сапара принес его первый сын Юнус, которому отец дал свою фамилию, но так и не успел прописать. Соседи прислали делегацию к Ануш:

— Ты грамотная, много больших людей знаешь.  Помоги юноше, теперь он круглый сирота. Мать убили кетменем в спорах за землю. Он единственный из детей хоронил отца. Сейчас без прописки, на работу не берут и от армии, получается, беглец.

Ануш пошла в квартиру покойного соседа за документами для прописки Юнуса. На теплом месте у буржуйки, где горел «вечный», еще бесплатный в те годы газ, на последнем пристанище Сапара в этой квартире, сидел уже другой мужчина. Сопровождающая соседка шепнула, что это первый муж Нурджахан. Тот млел от тепла и гладил по головке сына своей жены и участкового.

Мы всегда уверены, что плохие люди обойдут нас стороной. А нет, вот и к Ануш однажды вечером прямиком из соседской квартиры пришел тот самый участковый и показал листовки на арабском языке с просьбой прочитать, что там написано.

— Соседи говорили, что Вы несколько языков знаете…

Когда же участковый начал насильно вкладывать листки ей в руки, Ануш вдруг четко вспомнила рассказы бабушки, что такое уже было в их семье. В 37 году их деду, армянину, рожденному в Австрии, утром принесли тоже, якобы подпольные листовки, и принудили взять их в руки, чтобы остались на них отпечатки, а  ночью увезли на «воронке». Женщина посмотрела на часы, стрелки показывали уже начало десятого. Она ободрилась и грозно сказала:

— Уходите! По закону сотрудники милиции не имеют права ходить по квартирам после 21 часа. Тогда участковый пришел утром. На этот раз он попросил сделать его опекуном:

— Будет кому водички Вам принести в старости…

Ануш поняла, что любители «марыйской окрошки» взяли под прицел и ее крышу и ее саму. Потому, упросив друзей помочь Юнусу с паспортом, продала быстро жилье и уехала к детям. Она раньше всех нас поняла, что как и в прошлый век, долгожданная свобода и демократия оборвутся очень быстро, в одну ночь, и победят, как в прошлый раз только «шариковы». Туркменские тюрьмы тогда только начали строить…

Я осталась. И знала, что заполняли эти тюрьмы участниками сфабрикованных дел. Туда отправляли и учеников Ануш, с которыми она дружила, делилась мыслями и планами — готовила для новой жизни. Я изменилась и смотрела на жизнь уже по-иному. Наплевав на все запреты, я поставила вновь в своей комнате кондиционер, и в «незаконной» прохладе пишу хроники о том, как воцаряется зло в моей стране и размножаются «шариковы».

Ануш с сыновьями уже побывали в Австрии, где видели их фамильные дом и ресторан, на котором проглядывал затертый временем след от его прежнего названия  «Русская икра», но конечно, на немецком. Они уже заботились о статусе для проживания. Квартира там не предел мечтаний, люди не отдают за нее свои жизни, как писала моя подруга. Но она очень тосковала о Туркмении. Звонила друзьям, соседям. А я скрывала от нее очень печальные новости о том, что Юнус приезжал на побывку в дом отца. А куда еще было идти бедному солдату? Но в ту же ночь хитрая Нурджахан выскочила в подъезд, разрывая на себе платье, уверяя собравшихся соседей, что пасынок посягнул на ее честь. Как видно из истории, зло не разнообразит свои сюжеты. Солдата посадили, но через три года он ночью вернулся, зарезал вдову отца длинным кухонным ножом и потом, как говорят, скрылся в песках. Однако злодейское семя людей без моральных правил и традиций честности и чести продолжает разрастаться. Теперь таких много и рядом с президентом. Как и в 1937 году, верховодит это быдло тем, где можно поживиться: скупают квартиры, выгоняя на улицу стариков, торгуют валютой и наркотиками, а на эти грязные деньги коллекционируют мраморные дворцы.

Да, забыла добавить, Ануш рассказывала, что и в той семейке тоже любили петь песни о «родном Туркменистане».