Обличитель войны

Ильга Мехти

… Были последние дни теплой осени, и друзья уговорили рвануть в Хиву, там побродим, историю посмотрим. Добрались с трудом, но полноценный завтрак с зеленой лапшой, залитой ярко желтыми яйцами, поднял настроение. Арендовали арбу на высоченных деревянных колесах, и ленивый ишачок поволочил нас по старым улицам с большим неудовольствием. Память сохранила все. Мы тогда искали старинный зиндан-темницу, а увидели прекрасные старинные резные двери, несомненно, местной работы. Такие знакомые. Неужели они с картины Василия Верещагина? Однако нашлась знающая. Она поправила нас. Художник, оказывается, рисовал в Самарканде.

А на днях я увидела такую же красоту в Санкт-Петербурге. Едва переступив порог выставочного зала, опять оказалась прямо у огромных восточных дверей, хотя правильно этот вход в мечеть называть порталом. Но на этой картине Верещагина я увидела не хрестоматийных стражников с колчанами ощетинивших стрел, охраняющих мавзолей Тамерлана, а я увидела оборванных дервишей на их «рабочем» месте у мечети. Я стояла рядом и полюбовалась их костюмами. Хоть и лохмотья, но такие живописные. Художник умел подбирать цвета, которые свойственны яркому восточному колориту.

Русский музей собрал в корпусе Бенуа из разных собраний, в том числе и из частных, около 150 работ художника «обличительного» направления, никогда не участвовавшего на передвижных выставках и шедший вполне самостоятельным путем.

Экскурсовод нам рассказывала, что в 1868 году поручика Верещагина пригласил в Туркестан генерал-губернатор. П. К. Кауфман, и там в одной из битв за Самарканд молодой художник получил первое боевое крещение. Впечатления от личного участия в этой и других военных операциях при завоевании Туркестана дали ему материал для таких ярких картин, как «Пусть войдут», «Вошли», «Окружили», «Преследуют», «Напали врасплох», вошедших в состав громадной туркестанской серии, выполненной художником в Мюнхене в 1871-1874 годах и имевшей колоссальный успех в Европе и России.

Интересно, перечисленные туркестанские работы сейчас часто используют для обличительных иллюстраций Геоктепинского сражения, и мало кто знает, что там изображены совсем другие битвы. Но у тех захватнических войн было одно лицо, и талантливый художник показывал его с жестким реализмом, также, как правдиво описывал Геоктепинскую битву его брат Александр Васильевич Верещагин, назначенный Скобелевым первым комендантом только что разрушенной крепости: «…Уже 15 верст пронесся Скобелев с кавалерией. Тысячи трупов лежат следом за ними. Наконец, по выражению Лермонтова, «рука бойцов колоть устала» — и Скобелев приказывает трубить отбой. Вот он скачет назад мимо меня, но за стенами, в мундире, при орденах и аксельбантах. Радостный, гордый победой, точно сам бог войны. Да как и не радоваться. Этот день, конечно, счастливейший в его жизни. Заветная мечта его — когда-либо столкнуться с красными мундирами на границе Индии — по-видимому, приближалась к осуществлению. Взятием Геок-Тепе, как выражался впоследствии Скобелев, мы открыли себе туда ворота. Вот уже он объезжает кругом крепости, вносится по трупам в пролом стены и наконец галопом въезжает на курган». (А. А. Верещагин. Новые рассказы. СПБ.1900).

Василий Верещагин фиксирует места сражений, военные укрепления, солдатские лагеря, братские могилы, фигуры убитых, трупы замерзших — все страшное, но тогда для многих обыденное. Позже, в балканской серии, художник напоминает о страшной цене, которую заплатили русские за победу. Особенно впечатляет полотно «Побежденные. Панихида», где под пасмурным небом расстилается целое поле солдатских трупов, присыпанных лишь тонким слоем земли. Оно тоже очень точно иллюстрирует и события Геоктепинской битвы, когда также была усыпана трупами крепость. Трупами была застлана и дорога из северных ворот, через которые защитники своей земли бежали, но не могли найти спасения от острых казацких сабель. Они стались лежать на земле, которую уже не могли считать своей. И еще много лет их черепа, засыпанные песком, хрустели под копытами коней и колесами телег.

Верещагина часто называют художником-баталистом. Но был ли он таковым в том смысле, который вкладываем в эти слова? Батальные картины можно увидеть в Эрмитаже. Это шикарные парады и маневры, среди которых на великолепном коне фельдмаршал со свитой. Самая природа, окружавшая эти сцены, причесана и приглажена. Все были приучены к такому изображению войны. Толстой в своем «Севастополе» и в «Войне и мире» разрушил эти иллюзии, а Верещагин повторил затем такое в живописи.

В официальных кругах Василию Верещагину относились недоброжелательно, находили сюжеты его картин мрачными, а его самого готовы были числить главой нигилизма в русском искусстве. Три скорбные работы, посвященные безвестно павшим при покорении Туркестана солдатам, уничтожил в 1874 году сам художник, уязвленный обвинениями в антипатриотизме. Наследник престола, будущий Александр III, высказался тогда с подкупающей медвежьей прямотой: «Либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек». Впрочем, и немецкий, и австрийский генштабы наложили запрет на посещение выставок Верещагина военнослужащими.

Естественно, что в те времена, когда публика впервые увидала картины Верещагина, вдруг так просто, цинично разоблачившего войну и показавшего ее колоссальным злодейством, публика принялась всеми силами ненавидеть такого смельчака. Хотя, несомненно, большинство даже в то время понимало, что никто не напишет более сильно смерть, как это сделал Верещагин. «Апофеоз войны» — одно из самых ярких произведений русской живописи, да и мировой. Пирамида из человеческих черепов на фоне разрушенного города и обугленных деревьев среди раскалённой степи, а вокруг вьются вороны. Такое глубокое чувство историка и судьи человечества в этой картине. По силе обличителя войны Верещагина сравнивали даже с художником Гойя.

Конечно, не все посетители выставки Русского музея в честь 175-летия этого художника, знакомы с историей захвата Средней Азии. Впрочем, и тогда, более полутора столетий, русские обыватели, если и знали, где находится Самарканд или Ташкент, но вряд ли понимали, где эта самая крепость Геоктепе, из-за которой так истово дрались их отцы деды во главе с генералом Скобелем, но которая есть одна из самых драматических страниц в истории туркменского народа. И потому можно понять посетителей, которые спешили от батальных работ к картинам таинственно заманчивых порталов – опять любимые порталы Верещагина! – буддийских и синтоистских храмов и других исторических памятников, к портретам жителей далеких экзотических стран, где побывал неутомимый Василий Васильевич. Как и прежде, так и сейчас, критики очень строги к автору, уверяют, что его работы не имели влияния на развитие русской живописи, в них, дескать, «отсутствуют нерв, восторг, трепет». То есть они обхаяли и такие близкие мне и так расхваленные мной восточные порталы. Впрочем, давно известно несовпадение оценок всех видов искусства рядовыми зрителями и профессионалами.

Конечно, Василий Верещагин не нуждается в адвокате, но у меня все же припасено кое-что в его защиту. Оказалось, что самым дорогим лотом по итогам торгов на недавно прошедшей неделе русских торгов в Лондоне стала его картина «Жемчужная мечеть в Агре». Она ушла с молотка за  6,1 миллиона долларов.

Нынешняя выставка Верещагина, несомненно, явление в истории искусства, это выставка славного русского художника, который писал во имя сохранения мира, а не для войны, что так важно сегодня в нашем мире, это выставка работ художника, который не испачкал рук, не испачкал свои кисти фальшью.