Туркменский субботник: зачем сажать «дерево наоборот»?

Виталий Волков

Deutsche Welle

Пропустить озеленительный субботник, предписанный президентом, в Туркмении нельзя. Найти в нем смысл — трудно. Но собеседники DW объясняют, зачем используется эта форма принудительного труда.

Туркмению ожидает очередной всенародный озеленительный ёвар (субботник. — Ред.). Президент страны Гурбангулы Бердымухамедов постановил, что 21 марта, в день, когда празднуется Навруз, населению надлежит высадить 3 миллиона саженцев — полтора миллиона возле столицы и еще столько же — по областям. Сажать предстоит хвойные и плодовые деревья, а также виноград. За эту работу оплата не полагается, поскольку власти республики уверены — озеленить страну в добровольно-принудительном режиме — большая честь для граждан.

Чем грозит неявка на субботник?

На субботник выйдут сотрудники государственных учреждений, бюджетники. А того, кто не появится 21 марта на указанном участке работы, уволят с работы, утверждает руководитель Демократического гражданского союза Туркмении, базирующегося в Нидерландах Вячеслав Мамедов. «Сделать это легко, потому что профсоюза как такового нет, системы защиты трудящихся в республике нет. В суд человеку тоже трудно обратиться, это сулит достаточно большие расходы. А увольнение — это угроза голода, поскольку и система социальной защиты отсутствует, нет ни закона о минимальной зарплате, ни минимального прожиточного минимума, нет социальных пособий, этому минимуму соответствующих», — говорит собеседник DW.

При этом, продолжает он, заявленная в постановлении цифра фактически означает, что каждый взрослый житель республики должен будет в этот день посадить саженец. А за счет чего? Ответ, подчеркивает правозащитник, содержится в самом постановлении. «Президент дал указание о ёваре министерствам и ведомствам, то есть, по сути, все расходы переложены на плечи бюджетных организаций, в чьи бюджеты это не заложено. По опыту прошлых лет, эти деньги находились одним способом — экспроприировалась часть зарплаты работников этих ведомств», — говорит Вячеслав Мамедов.

Принудительное озеленение и «елочный оброк»

«Если даже на одно деревце потратить хотя бы 30 долларов — а это минимальный порог на закупку и уход — то на 3 миллиона саженцев, как наказал президент, требуется около 90 миллионов долларов. Эти деньги должны лечь на бюджет госучреждений. Но, по той информации, которая у нас есть, все работающие на предприятиях во время таких больших ёваров облагаются «елочным оброком», им не выдается часть зарплаты», — рассуждает Вячеслав Мамедов.

При этом «оброк» берется за акцию, которая не имеет практического смысла. Если посчитать все саженцы, которые номинально были посажены еще со времен Сапармурата Ниязова, который ввел лозунг «зеленого пояса» вокруг Ашхабада, — то есть с начала 1990-х годов — и допустить, что хотя бы половина из них выросла, то столица стояла бы в огромном лесу. Но этого леса нет, говорит бывший посол Туркмении в Турции и в Израиле, а сейчас — лидер оппозиционной Республиканской партии Туркмении в изгнании Нурмухаммед Ханамов. «Чтобы саженцы росли, надо знать, что сажать и как ухаживать. Можно было перенять опыт капельного орошения в Израиле, где решили проблему дефицита воды, и где на склонах скалистых гор вдоль трассы Тель-Авив — Иерусалим растут леса. Все они искусственные, но за саженцами там обеспечен уход, несмотря на дефицит воды», — рассказывает политик, живущий в Вене.

И приводит другой пример. «Когда я в конце 1990-х — начале 2000-х работал послом в Турции, где тоже в горах умело производились лесопосадки, я встречался с местными специалистами, они предлагали Туркмении помощь в озеленении с учетом нашей соленой почвы и климата. Но наши чиновники эти предложения отвергли, Ниязов хотел сажать пальмы и хвойные деревья. Но пальмам в основном нужен субтропический климат, а у нас он резко континентальный, зимой до минус 20. Тут у простого нормального человека мозги бы сработали, но не сработали у властей», — сетует Ханамов.

Наследие Туркменбаши. Пальмы и дерево наоборот вместо карагача

На протяжении последних двадцати лет шло тотальное уничтожение того фонда деревьев — карагача, тутовника, маклюры — и кустарников, который остался после СССР и который создавал теневые зоны, необходимые в жарком климате республики, соглашается с ним Мамедов.

«Ладно, уничтожали бы посадки по центральным улицам, но жертвой пали палисадники внутри дворов, где сажали виноград, ставили под ним скамейку, и это была защита от солнца и прохлада в конце дня. Сейчас высаживается ель — «дерево наоборот», без кроны. Хотя в условиях туркменского климата в городах обязательно должны быть теневые зоны, где можно спрятаться от прямого солнца. В Ашхабаде есть места, где на несколько километров нет ни одного тенистого места под деревом. Чиновники же там проезжают на автомобилях с кондиционерами и этого не замечают», — уточняет Вячеслав Мамедов.

Он напоминает, что печальная история туркменского озеленения уходит в 1992-1993 годы, когда Ниязов (Туркменбаши) стал наносить визиты в арабские страны, где ему приглянулись ландшафтные решения с елями и соснами.

«И хлопот с ними меньше, они не осыпаются и не надо убирать осенью листву. В итоге было принято решение, что и в Туркмении надо пойти этим путем и выкорчевать те деревья, которые пережили СССР. В Туркмению пошел поток средиземноморских сосен, которые очень дорого стоят. Хотя если по среднегодовым цифрам температур Туркмения и близка к Ливану, но зима холоднее, а лето — жарче. А, главное, количество осадков, требуемых для произрастания такой сосны, в несколько раз меньше, чем в Ливане. В итоге деревья сохнут, не приживаются, а деньги выбрасываются на ветер», — рассказывает правозащитник.

Озеленение — деньги не на ветер

Впрочем, не вполне на ветер. Хотя с точки зрения государственной пользы всенародных озеленительных акций в Туркмении нет, определенный резон от принудительного труда по их проведению имеется. «Кто будет контролировать, сколько посадили саженцев после того, как деньги на них собрали, и сколько из этих саженцев потом пропадет? Никто. При этом в основном саженцы закупают в Турции — там очень выгодно через такие закупки отмывать деньги, поскольку схемы отработаны, а посчитать, сколько на самом деле посажено, после того, как саженцы умирают, невозможно. Деньги с оброка те, кто этим заправляет, заберут, а проверить, сколько потрачено действительно на саженцы, трудно. Тем более, что нет подробных карт озеленения, которые в годы СССР передавались жилищным конторам, и где было бы указано, на каких участках сколько и каких деревьев сажать. Это удобная коррупционная модель», — считает Мамедов.

«В Туркмении без откатов и личной выгоды для кого-то из руководителей ни один проект не работает. И закупка саженцев — не исключение. Тут и численность, и цена могут быть завышены. Я помню, когда турецкая сторона предлагала по озеленению свои проекты с нормальными ценами, эти предложения отклонялись туркменскими чиновниками, не видевшими в них для себя профита», — вспоминает бывший посол республики в Турции и Израиле Нурмухаммед Ханамов.

Всенародные озеленительные ёвары — не единственная форма принудительного труда в Туркмении. Есть еще уборка улиц к большим праздникам. На сбор плодоовощных культур, как в СССР, людей массово из городов не вывозят, поскольку в этом нет нужды — нет таких урожаев. А на хлопок вывозят, говорит Вячеслав Мамедов.

О принудительном сборе хлопка многократно писали правозащитные организации и СМИ, работающие вне республики. «Используется детский труд, закрываются школы. Студентов, сотрудников учреждений вывозят принудительно, и попробуй откажись. Причем работы идут вплоть до наступления холодов, когда собирают курек (нераскрывшиеся коробочки хлопка, — Ред.)», — указывает Нурмухаммед Ханамов.