Управлял по совести

Ильга Мехти

В день закладки первого камня нового храма сделали общий снимок всех участников торжественной церемонии. На этом бесценном архивном фото среди строителей храма запечатлен начальник Закаспийской области. Но кто именно? Представитель русского царя А.Н.Куропаткин, как это сообщалось в некоторых исторических сочинениях? Его имя дали главному проспекту нового русского города Асхабада. Но, стоп, с 1898 по 1904 год, в том числе в интересующее нас время, он уже был военным министром России. Внимательно просматривая фотокопии газеты «Закаспийское обозрение», узнаю, что в 1902 году был начальником Закаспийской области Д. И. Суботич. Ищу портретное сходство среди тех, кто был в разное время на этом посту. Читаю у моего верного помощника – в книге «Голубые дали Азии: путевые заметки» Василий Яна (Янчевецкого) о внешности начальника Закаспийской области, к канцелярии которого в то самое давнее время писатель был прикомандирован. Нахожу нужный среди галереи портретов начальников Закаспийской области, и только тогда убеждаюсь, что на снимке с «бахаинцами» запечатлен не Куропаткин. А в отрытой траншее рядом с представителем ашхабадской общины бахаи стоит в военной форме Деан Иванович Суботич.

Но вдруг из тех же газет узнаю, что генерал-лейтенант в начале ноября сложил свои полномочия начальника Закаспийской области – его назначили командующим войсками Приамурского военного округа. Все  мои доводы  рушились! Но прояснила, восстановила и расставила факты по местам заметка из газеты «Асхабад» за 29 ноября 1902 года, которая гласила, что «Вчера в присутствии б ы в ш е г о начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта Д.И.Суботича состоялось торжество закладки Молитвенного Дома бабистов. Прежде всего, были прочитаны на русском и персидском языках записки с текстом, относящимся к данному событию, и положены таковы в фундамент. Затем один из бабистов громко прочел составленную на персидском записку, в которой указаны были несколько выдающихся случаев поддержки, оказанных Россией. Генерал-лейтенант Д.И.Суботич поздравил присутствующих со столь знаменательным для каждого для них событием, пожелал успешного окончания постройки и попросил главных руководителей выслать ему фотографический снимок, когда здание будет построено. После этого гостям предложены были чай, фрукты и сласти…». Прочитав заметку, очень обрадовалась и с еще большим интересом перечла написанное В.Г. Яном о генерал-лейтенанте в книге «Голубые дали Азии: путевые заметки». Боевой русский генерал, как говорят, пропахший порохом, оказался заботливым попечителем области.

Известно, что генерал-губернатор призывал сослуживцев изучать восточные языки, чтобы раскрыть этот непонятный большинству европейцев азиатский мир. Был глубоко порядочным человеком. По воспоминаниям офицеров «Суботич внезапно выезжал на ревизии и был беспощаден в наказаниях и взысканиях за факты притеснения населения, налагаемых на провинившихся приставов и всяческих других начальников – любителей поживиться, получая «подарки» от подчиненных и зависимых от них».

Деан Иванович Суботич происходил из сербских дворян, родился в Вене, в 1867 году поступил во 2-е Константиновское военное училище, после Николаевской Академии Генштаба, служил на Кавказе. Через год командирован в Сербию, воевавшую в то время с Турцией, лично участвовал в боях с турками, за отличия произведён в чин штабс-капитана. Одесса, Тифлис, Дальний Восток. В 1900 году в чине генерал-лейтенанта  призван был на оборону Приморья и усмирению китайских волнений в Маньчжурии, участвовал в Китайском походе, командовал Мукденской операцией, взявшей под российский контроль Южную Маньчжурию. Вероятно, из Мукдена была огромная китайская фарфоровая ваза в полтора человеческих роста высотой, которая стояла в кабинете генерал- губернатора Суботича, когда в 1900—1902 годах Деан Иванович командовал 2-м Туркестанским армейским корпусом и был начальником Закаспийской области.

Генерал брал Василия Янчевецкого — молодого чиновника по особым поручениям с собой во многие инспекционные поездки. На Каспийское море в Красноводск, а оттуда на остров Челекен и другие острова, там строились нефтяные промыслы обществ «Братья Нобели» и Каткова и уже вырос лес ажурных нефтяных вышек. D cеверный аул Корт-Яга, а затем в южный большой аул Кара-Гель. «С острова Челекен Суботич проехал на остров Огурчинский» — так пишет автор. «Проехал на остров»? А я туда на вертолете с группой мониторинга за выпущенными на волю куланами летала. Большой остров, безлюдный. На одном краю вспорхнуло розовое облако лебедей, на другом тюлени оберегали своих детенышей – бельков. В центре заброшенные дома. Ветер гулял по острову и выметал из  сникших строений всякий хлам. Там когда-то жили собранные по всем селам больные проказой. Деан Иванович тогда лично обошел все поселение прокаженных, беседовал с ними. «В этой поездке медицинские пояснения давал военный врач, впоследствии известный профессор Московского университета Н. В. Богоявленский, изучавший проказу, много сделавший для улучшения положения несчастных больных туркмен, прозванный за это в Закаспии «другом прокаженных». Жена Суботича, Олимпия Ивановна, бывшая тогда председателем Общества Красного Креста Закаспия, организовала по области сбор средств в помощь таким больным. В Асхабаде, Мерве, некоторых других городах были устроены благотворительные спектакли и базары, сбор шел на устройство лепрозориев. В период службы мужа в Закаспийской области она много сделала для улучшения здоровья и просвещения туркменского населения, шефствуя над организацией больниц, приютов, школ, библиотек.

Эпоха генерала Суботича быстро закончилась. Он пробыл в Закаспии лишь полтора года. В августе 1902 года он заложил первый камень в строительство новых зданий областного музея, библиотеки, и как мы уже выяснили, успел перед самым отъездом принять участие в закладке фундамента первого в мире храма бахаи. Вскоре он был вызван в Петербург, там назначили Приамурским генерал-губернатором. Он уехал, забрав с собою нескольких особенно приближенных к нему офицеров и чиновников.

В 1906 году Суботич недолгое время был генерал-губернатором Туркестана. Продолжим текстом из книги «Голубые дали Азии»: «После своего назначения, перед отъездом в Ташкент, он заявил петербургским журналистам: «…До сих пор меня считали либералом. Я всегда относился доброжелательно ко всем общественным начинаниям и даже поощрял усиление общественной самодеятельности. То же самое могу сказать о своем отношении к печати. За все это меня называли даже „красным“… Я буду управлять краем по совести, относясь к обществу с искренней доброжелательностью, но противодействуя крайностям…». В духе этого заявления, реагируя на происшедшие до его прибытия в Среднюю Азию еще в 1905 году революционные выступления, генерал Суботич, избегая репрессий, повел переговоры с главными деятелями революционного движения, стал смягчать полицейский режим, выпускать из тюрем арестованных, отказался применить войска против революционеров и пытался удовлетворить требования бастовавших рабочих, лично беседуя с их делегатами».

Печален конец карьеры и государственной деятельности генерала Суботича, открывающий внутреннее содержание этого выдающегося человека. «…Генерал Суботич — боевой генерал, сражавшийся за престиж России на поле брани, но не воздвигший как генерал-губернатор ни одной виселицы, — революционер! Генерал Суботич носит мундир, закопченный в пороховом дыму, — писала либеральная газета «Русский Туркестан», — гнусным клеветникам этого мало!»

Д.И. Суботич был вынужден выйти в отставку в связи с обвинениями «в либерализме». Чиновник Янчевецкий был одним из немногих, кто приехал проводить тайно уезжавшего опального военного и государственного деятеля…

С отставкой Суботича в Туркестане ввели военное положение, а генерал-губернатором назначили опытного усмирителя, генерала от инфантерии Гродекова, который хоть и восхищался порой разными способностями местных жителей, но не признавал их, как людей, равных себе.

В 1918 году этнический серб Д. Суботич стал Почётным консулом Сербии в Ялте, на этой должности эффективно обеспечивая эмиграцию беженцев из России на Балканы.
Скончался от сердечного приступа в Загребе, в 1920 году — вскоре по прибытии туда в качестве сербского реэмигранта, и, одновременно, эмигранта из Советской России. Такие личности, безусловно, всегда благотворно воздействовали на общество.

А мы продолжим эту серию рассказом о писателе. Которому приснился Чингиз-хан.