Азиатская импрессия

Я умилялась усидчивости дочери моей подруги. Как ни придешь, так что-то зубрит.

— Еще один язык начала учить, французский, — похвасталась ее довольная мама, но позже, уже за чаем, она же посетовала, что упорная студентка совсем не читает художественную литературу, искусство не интересует.

— Я ей художественные альбомы показываю, которые, помнишь, из Москвы привозила, она же говорит, что это мусор и надо выкинуть, чтобы в комнате пыли не было. Я теперь все свое книжное богатство в картонных ящиках храню на веранде.

Мы пили чай, поругивая непонятную нам теперь молодежь и рассматривали прекрасный альбом импрессионистов. Этим приобретением подруга очень гордилась еще в студенческие годы. Увидеть это все, конечно, можно в Интернете, но красочные «живые» альбомы репродукций — это же совсем другое дело, совершенно другое впечатление, совершенно другая импрессия, как говорят французы.

Мы-таки смогли оторвать от зубрежки студентку, чтобы повосторгаться вместе репродукциями картин с выставки, которая открыли ранней весной 1874 года в Париже в мастерской фотографа Надара. Там были вывешены работы Сезанна, Дега, Сислея — тех, кто противопоставил себя официальному жюри. Именно после той выставки эту группу художников стали называть импрессионистами.

— Я поняла, — воскликнула наша студентка. — Оно по названию картины Клода Моне «Впечатление. Восход солнца», от французского impression.

Благодаря гостеприимному хозяину того ателье, Феликсу Надару, фотография, считавшаяся прежде занятием едва ли не презренным, получила признание у самых строгих ревнителей классического искусства.

Его сын — Поль Надар унаследовал дело отца, став под его руководством блестящим фотографом-портретистом и так же, как отец, полюбил путешествия. А нам интересен французский фотохудожник еще и тем, что 24 августа 1890 года, захватив свой кодак и хороший запас пленки, выехал он на Восточном экспрессе в Стамбул. Оттуда через Тбилиси и Баку по морю достиг территории русского Туркестана, современного Туркменистана и Узбекистана. Два месяца по Закаспийской железной дороге, или как она называлась тогда, Транскаспийской магистрали, а затем на конной повозке добирался до Ташкента, где его ждала всемирная выставка, на которой он представил один из первых в истории «больших фоторепортажей», и возвратился в Париж. В его багаже было 1200 негативов, которые тоже можно назвать импрессионистскими, потому что они были сделаны под яркими впечатлениями от Азии, которая вошла в его жизнь настолько ярко, что прославила его.

Негативы сохранились в медиатеке Франции, которая в партнерстве с Академией художеств Узбекистана в 2010 году в Ташкенте провела выставку «Поль Надар, из Турции в Туркестан, 1890». На 70 фотографиях великого фотографа открылись зрителям земли, народ и события этого огромного азиатского края Российской империи.

Сам фотограф не оставил нам своих комментариев к снимкам, но совпадение, что их сделали путешественники, которые в те самые годы проезжали его же путем и писали свои воспоминания. Среди них Евгений Марков. Мы воспользуемся его материалами.

Огромен вклад Поля Надара для изучения прошлого нескольких стран Центральной Азии. На Каспии французский фотограф исследует скрупулезно, как журналист, социальное разнообразие пассажиров парохода общества «Кавказ и Меркурий»: чиновников, купцов, офицеров из первого класса и тех, кто расположился со своими хурджунами-мешками прямо на досках верхней палубы.

Упомянутый нами Евгений Марков описал минуты схода с этого судна: «Как-то жутко покидать цивилизованную уютность парохода, его зеркальные столовые и бархатные диваны, чтоб отдаться этим зловещим пескам и этой грязной, и тоже зловещей, толпе. Ни извозчиков, ни лакеев из гостиниц, ни носильщиков с ярлыками — никого. Оборвыши атлетического вида в грязных тряпках, с черными разбойничьими буркалами, с рожами, коричневыми от загара и покрытыми каким-то маслянистым потом, вырывают у вас чуть ли не насильно ваши вещи и мчат их куда-то, скрываясь в теснящейся толпе таких же лупоглазых разбойничьих морд. Все это персы, татары, армяне самого скверного разбора. Есть и русские, тоже из рядов «золотой роты». Сюда забирается и здесь соглашается жить только отчаянный народ».

Поля Надара интересуют пассажиры из железнодорожных вагонов. Он фиксирует, как на станциях торговцы под ноги прибывшим расстилают ковры. Ковров у них было много и потому отдавали, почти не торгуясь. А пассажиры покупали их в большом количестве. Немногое, что из тех случайных покупок сохранилось, попадало коллекционерами и теперь демонстрируется в больших музеях мира и стоит баснословных денег… Спасибо, что сохранили.

Надар фотографирует улицы, скопления людей и жизнь на оживленных базарных площадях, бродячих торговцев, досуг кочевников и новое городское общество, играющих детей из бедных семей и князей именитых русских фамилий. Снимает портреты местных руководителей, в частности, эмира Бухарского, которому он посвятил целую серию снимков. На многих фото генерал Анненский — начальник железнодорожной дороги и его любимый ахалтекинец.

Даже на коротком пути менялось у Маркова восприятие ушедшей уже в небытие ахалской трагедии и наступившей мирной жизни в этой части континента. Вот он в начале делится: «Пестрые столбы обычной казенной окраски, напоминающие шлагбаумы и версты какой-нибудь Калужской или Рязанской большой дороги, знакомый казенный фасон станций, знакомый казенный вид солдатиков, все один и тот же от Архангельска до Мерва и Коканда, — все это удивительно бодрящим образом действует на душу. Значит, точно рассейская сторонушка, и солдатики, и начальство, — все как быть должно. И хотя у каждой станции всегда толпится несколько босоногих туркмен в лохматых шапках и бумажных халатах, сверкая на малознакомую публику своими смелыми огненными глазами, — однако уж вы чувствуете себя совсем дома и ни малейшим образом не стесняетесь этих мирно глазеющих кочевников. Тут все сплошь — военная сила. Кондукторы — военные, контролеры — военные, начальники станций — военные, сторожа — военные. Только одна железная воинская дисциплина и может держать в порядке эту затерянную в пустыне и дикарями окруженную дорогу.

Надар также, как и автор мемуаров, выискивает фото, прославляющие имперскую мощь.

Через несколько дней пути у Маркова уже более глубокие наблюдения и шире размышления: «Текинцы — народ могучего сложения и сурового взгляда (…) Они и рослы, и красивы, как турки. Взгляд их удивительно тверд, полон достоинства, воинственности. Сейчас видно, что такой человек вытерпит молча все, что ни придется. Они смотрят на русских, на все русское с глубоким любопытством, но без благоговения. Они сознают себя побежденными, но все-таки чувствуют и свою силу, и затеи европейской цивилизации, подрывающей суровую природную мощь духа и тела человека, по-видимому, не вдохновляют их. Туркмены заметно крупнее, заметно плечистее и мускулистее русских. Каждый из них стоит среди белых фуражек и белых кителей наших солдатиков, как пленный орел среди домашнего птичника. Их глаз действительно смотрит по-орлиному, неподвижно, остро, смело. Сколько-нибудь значительный туркмен одевается очень тщательно. Вон у вокзала стоит один из их старшин в огромной черной папахе, в тонком суконном халате шоколадного цвета поверх бешмета из темно-малинового шелка, подпоясанного богатым поясом. За поясом заткнуты чеканенные серебром пистолеты, на ногах узорчатые вязаные ноговицы и башмаки, тисненые золотом. Но здесь же зато, рядом с ним, и оборванные текинские мальчишки в лохматых бараньих шапках, босиком. Все вооружены, богатые и бедные. Россия оказала побежденным героям самое чувствительное для них великодушие — позволила им носить оружие, которым они так отчаянно защищались против нас. И, надо сказать правду, текинцы честно исполняют свое слово и до сих пор не трогают русских, беззащитно разбросанных среди их пустыни».

Фотограф тоже со временем делает уже образные портреты местных жителей, в которых выражает свою симпатию текинцам. До некоторых снимков хочется дотронуться, провести по поверхности рукой.

Сегодня места, снятые Надаром в 1890 году, представляют совершенно другой вид, что делает его репортажи документальным свидетельством огромного значения. Транскаспийская магистраль пересекала огромные пустынные пространства, а кодак Поля фиксировал живую пустыню, которая давно превращена в поля, заселена. Поскольку в условиях развития современного общества достаточно быстро исчезают характерные черты традиционной культуры, такие фотодокументы зачастую остаются единственными свидетелями былых времен.

То же самое касается многочисленных архитектурных зданий: мечетей, медресе, караван-сараев, мавзолеев, по большей части разрушенных в момент его путешествия, но которые были впоследствии реставрированы. И нам представляется редкая возможность увидеть памятники в патине веков, пока их не «облагородила» безжалостная рука бездушного реставратора. Как печально случилось, например, при восстановлении облика Дома вечности султана Санджара.

Первым фотографировал развалины Старого Мерва Поль Надар. В том же году там побывал знаменитый ученый, профессор В. А. Жуковский. Он изучал старинные памятники архитектуры и зафиксировал это в фото. Самуил Дудин в фотоснимках сохранил для науки разнообразные этнографические явления и факты. В начале 20 века фотоаппарат ученого, художника, просветителя С.М.Прокудина-Горского впервые запечатлел Туркменистан в цветном изображении. Многие его работы хранятся в Национальной библиотеке Конгресса США.

Иногда заставляют молчать архивные фотографии. В государственном архиве Туркменистана тоже немало удивительных фотоматериалов. Но кто сможет вызволить их сейчас из заточения?!

Пожелтевшие архивные фото многое дают для ясного понимания того, как оно было. Можно увидеть, прочувствовать, поймать оттуда, из прошлого, взгляд земляка и проверить истинность многих исследовательских работ, переворачивающих иногда историю вспять по заказу правителей. Фотоархивы — это резервуары памяти эпохи. Теряя память, мы теряем себя. Чем больше мы вспоминаем, тем больше мы есть.

…Мы едва закончили нашу увлекательную беседу, как студентка сложила аккуратно альбом и понесла его к себе в комнату.

—Буду вечерами рассматривать. Так интересно, оказывается, и Туркмения некоторым образом связана с историей этих замечательных французских живописцев. Так интересно, — эти слова девушка повторила несколько раз.

Ильга Мехти

Фотографии со страницы rus-turk