Скрытые сокровища или Геростратов комплекс. Н.Шабунц об уничтоженных экспонатах музеев

Из статьи Н.Ануровой-Шабунц «Картины гибнут молча» опубликованной в газете «Комсомолец Туркменистана» от 17 ноября 1988 года.

В минувшем сентябре нашему музею (ред. — Государственному музею изобразительных искусств ТССР) исполнилось 50 лет, но история его коллекции восходит к художественному отделу Туркменского музея краеведения. Большую роль в создании, расширении и систематизации этого собрания сыграл академик А.А.Карелин, который прибыл в Туркменистан в 1925 году с заданием «восстановления искусства Востока».

Его многогранная деятельность в Ашхабаде включала работу по созданию памятника Ленину в городском сквере, памятников вождю в Керки и Красноводске, неосуществленных из-за смерти художника. Он исследовал уникальные мозаики портала мечети Аннау, для спасения которых рекомендовал снятие всей облицовки с гибнущего сооружения и восстановления их на новом основании и месте как вход в здание будущего художественного музея.

В качестве заведующего отделами музея Карелин провел огромную собирательную работу, ратовал за создание коллекции лучших образцов туркменского национального искусства. Он сам ездил по аулам, закупал у населения ковры, ювелирные изделия. Наконец, Андрей Андреевич подарил музею часть своей личной коллекции — более трехсот произведений живописи, графики, скульптуры и прикладного искусства.

В дальнейшем, за счет поступлений из московского и ленинградского музейных фондов, Русского музея, Третьяковской галереи и других собраний страны, значительно расширилась коллекция художественного отдела, который в 1938 году по постановлению Совнаркома Туркменской ССР был отделен от музея краеведения в самостоятельный музей изобразительных искусств, имея в наличии 1743 экспоната.

Ныне он насчитывает свыше 12 тысяч произведений. Наша коллекция включает средневековые иконы новгородской, суздальской и московской школ; полотна итальянских, голландских, французских, немецких мастеров. Русская живопись представлена именами Угрюмова, Левицкого, Рокотова, Тропинина, Айвазовского, Перова, Ге, Крамского, Левитана, Коровина, Сомова, Бенуа и многих других. Как уже отмечалось, основная часть полотен из-за отсутствия «жилплощади» покоится в запасниках. Не выставляется практически интереснейшая коллекция западноевропейской и русской графики, недоступно зрителям уникальное собрание китайского фарфора. Лишь ничтожный процент туркменских ковров, тканей, вышивки, войлока, ювелирных украшений можно видеть на стендах музея.

Да, были у нас бескорыстные энтузиасты, как А.А.Карелин. Но были и люди, одним росчерком пера выносившие приговор музейным экспонатам.

Трагические последствия для музея принесло не только землетрясение, но и «Варфоломеевская ночь» 22 июня 1956 года, когда на основании решения коллегии Министерства культуры ТССР были списаны уцелевшие после стихии, но лишь немного поврежденные экспонаты. В том числе: живописи — 45 единиц, графики -18, скульптуры -43, мебели — 27, керамики — 322.

Уничтожение экспонатов производилось путем закапывания и сожжения. Сгорели обломки мебели ценнейших пород дерева. В том же году Туркменскому государственному училищу им. Шота Руставели музей передал две деревянные статуи: Св.Варвары, приобретенной Карелиным в Венеции, и «Святой» неизвестного немецкого мастера, поступившей из ленинградского фонда.

На скульптурах были утрачены пальцы рук еще задолго до землетрясения, и это предопределило их судьбу. Первая статуя бесследно исчезла, а вторая благополучно простояла в коридоре училища 20 лет, пока по указанию директора ее с большим трудом не разрубили на куски. Как и гипсовые слепки с обнаженных античных скульптур, она, вероятно, вызывала у директора эстетический дискомфорт.

Еще в 1953 году почтенная комиссия проделала ответственную работу: разделила экспонаты советского периода на пять категорий. Четвертая категория включала список произведений, «не соответствующих профилю художественных музеев и не могущих представлять интерес…». Среди них – «Ленин на IV конгрессе Коминтерна» П.Радимова, пейзаж «Мельница» А.Осьмеркина, два натюрморта Лентулова, «Краснокрылый гигант» А.Дейнеки. Пятая категория определялась совсем категорично – «произведения, не представляющие никакого художественного интереса и подлежащие списанию». Сюда попали работы Д.Штеренберга «В Багире», «Слобода Савинская» Н.Крымова, «Приезд уездного начальника в аул» Р.Мазеля, «Греющаяся у печки» Марка Шагала…

Акварель последнего спас ленинградский коллекционер С.А.Шустар. Он обменял самый заурядный этюд М.Нестерова на произведение выдающегося художника XX века, для ашхабадских «знатоков» не представляющее никакого интереса.

В 1962 году уже другая комиссия вновь занялась ревизией музейных ценностей на предмет их несоответствия профилю музея. Передо мной «Приложение» к акту комиссии от 23 мая 1962 года — Список экспонатов, подлежащих списанию из инвентарных книг. Здесь коллекция русских кокошников, европейских и восточных тканей, икон, церковной утвари, бронзовых светильников, часов, английского фаянса, немецкого, французского и русского фарфора. Чтобы попасть в черный список, посуде достаточно было иметь скол, трещину, утрату даже самого маленького фрагмента. Не спасали ни возраст — XVIII-XIX века, ни происхождение и репутация — Мейсон, Севр, Саксония, фабрики Александра I, Гарднера, Поповых. Вероятно, это ни о чем не говорило членам комиссии.

Почти все это попало в художественное училище и театры города как реквизит. Многие там до сих пор помнят великолепную посуду из музея, которую использовали по утилитарному назначению. Помнят и такие «сущие безделицы», как турецкая кашемировая шаль, тканный голландский ковер с изображением цветов и маскаронов, суконный бордюр с трона Наполеона I в Варшаве, шитый золотом по рисунку Давида. Случайно спаслась лишь коллекция кокошников: кому-то пришла мысль предложить ее Загорскому музею. Часть изразцов попала в Кусково, все остальное сгинуло в «культурных» учреждениях Ашхабада.

Были и другие списки. Разгул вандализма продолжался и в 1963 году. По приказу Минкультуры ТССР в развалины мечети рядом с музеем были выброшены: вышивка рукавов на кафтане вельможи екатерининской эпохи, покрывало церковное с золотой бахромой, резная деревянная рама от разбитого зеркала и «прочая, и прочая»…
Были там и часы с фигурами Аполлона и Дианы с клеймом Тамира. Они случайно сохранились — потому, вероятно, что не горят. Эти часы вызвали большое внимание на недавней выставке «Пушкин и его эпоха» вместе с мебелью первой трети XIX века, тоже случайно уцелевшей. Театры их не взяли, они взяли другую мебель.

В театр оперы и балета ушли «совершенно непрофильные» для музея изобразительных искусств шкаф с выпуклыми стеклами и фарфоровыми медальонами севрской фабрики, шкаф амарантового дерева с живописными панно в стиле Буше, стол грушевого дерева с гирляндами и медальонами, бюро-камод с инкрустацией, а также часы золоченной бронзы времен Людовика XVI, армянская икона.

В Русский театр драмы им. А.С.Пушкина среди многих антикварных предметов выделяются «стол письменный в стиле Жакоб, комод XVIII века, кресла карельской березы и красного дерева. В Туркменском театре драмы им.Молланепеса оказались бронзовые подставки под вазу в стиле ампир, шестисвечное бра с крылатыми женскими фигурами, дубовый ларец XVIII века, самовар той же эпохи…

Можно было бы еще долго продолжать леденящий душу список утраченных экспонатов, которые из театров и училища давно исчезли. Но абсурд заключается в том, что среди ведущих деятелей культуры Туркменистана, членов комиссии, кто санкционировал и узаконил этот официальный разбой, есть имя драматурга Ашира Мамилиева, ныне министра культуры ТССР. Воистину, не ведали, что творили! Уж если «цвет» нашей творческой интеллигенции показал такое агрессивное невежество, то что спрашивать с менее образованных людей? Не в этом ли основная причина крайне неблагоприятной культурной ситуации в Туркменистане? Верю, что когда-нибудь она изменится, но это не вернет утраченные сокровища. Музей обязан хранить. И я пишу все это не для того, чтобы запоздало кого-то наказывать, а предостеречь в будущем от подобных аутодафе.

XX съезд партии дал стране шанс очищения от скверны. Но и этот шанс в истории нашего музея обернулся варварством — из ковровых портретов вырезали или вымарывали тушью физиономию Берии. Был списан и уничтожен ковер-панно «Политбюро ЦК ВКП(б) состава 1941 года», который оценивался тогда в 130.738 рублей. А ведь это памятник нашей трагически противоречивой эпохи (от автора — позже мы нашли это огромное панно в запасниках музея с вырезанным портретом Берии и оно выставлялось на выставке «Жертвы и палачи сталинизма»).

Что может быть хуже малограмотных указующих перстов и бездушно — покорных исполнителей!